Начну с красноречивого примера.
В 1885 году некий галицкий литератор радикальных политических убеждений решил жениться.
Юноша он был бедный, рыжий и уже имевший две отсидки в австрийской тюрьме за пропаганду социалистических идей.
Однако выбор невесты для этого передового человека представлял определенную трудность, так как кроме девушек ему нравились еще и мужчины , о чем в современной украинской школе детям, естественно, не рассказывают, чтобы окончательно не подорвать в них веру в чистоту национальной «классики».

Впрочем, от людей близких свою странность молодой человек не скрывал.
В письме к одной из потенциальных невест – дочери униатского священника Ольге Рошко – он откровенно признался: «Я більше мужчин любив у своїм житті, ніж женщин знав... се в мене якась неприродна дика любов... Я знаю, що причина того неприродного потягу до мужчин дуже проста – виховання, зовсім відособлене від женщин, – але чи ж міг я се змінити?».

Пора, наконец, открыть читателю имя этого загадочного индивидуума – Иван Франко.
Это он написал «Каменяр» и «Борислав сміється», которыми нас травили в детстве.
Естественно, признание юного Ивана Яковлевича в противоестественных наклонностях до смерти напугало невесту, как и любую нормальную девушку.
Она вышла замуж за другого – менее «одаренного» претендента.
А поумневший социалист-извращенец с гомосексуальными пристрастиями прикусил язык и решил поискать семейного счастья за границей, где о его «неприродності» еще не подозревали.

Новую избранницу удалось найти на территории соседней Российской империи. Поэт-психопат сразу положил на нее глаз, оказавшись в гостях у общих знакомых в Киеве. Ольга Хоружинская была толстовкой – то есть идейной утешительницей «лузеров» (по тогдашней терминологии – «убогих») и внучкой генерала. Ее брат-офицер погиб на русско-турецкой войне 1877-1878 годов. Сама же она окончила Харьковский институт благородных девиц, но не отличалась ни красотой, ни богатством – обычная, засидевшаяся в девках барышня, каких полно было в многодетных семьях тогдашней Малороссии, если не считать дурной наследственности – то есть психических отклонений, что и она, и ее родственники тщательно скрывали.

По признанию Ивана Франко, он задумал жениться на Ольге «без любові, а з доктрини, що треба оженитися з українкою і то більш освіченою, курсисткою», что и удалось осуществить без особого труда. Прочие же члены «украинской партии» по обе стороны границы – как в Австро-Венгрии, так и в России – смотрели на этот брак как на эпохальный символический акт. Да, да! Ни больше, ни меньше! Они видели в нем не просто семейный союз двух не очень здоровых и совсем не любящих друг друга сердец, а прообраз грядущего объединения Галичины и Украины, разделенных пограничными столбами и речкой Збруч.

Однако счастливого брака не получилось. В результате совместной семейной жизни оба сошли с ума. Львов, где поселились «молодята», оказался прекрасным местом для развития их психических недугов. По воспоминаниям сына Хоружинской и Франко Тараса, «мама чувствовала себя в Галиции плохо, часто порывалась ехать назад к своим родным, но что она могла сделать?».
В конце концов, Ольга Хоружинская была помещена собственным мужем в Кульпарков – известное психиатрическое заведение во Львове.
А Франко, хоть и остался на свободе, к концу жизни превратился в полную развалину – как нравственную, так и физическую.
Ему мерещились рыбы в пятках, он бродяжничал, «слышал голоса» и порывался ехать в гости к умершим родственникам.
Сестра Ольги Антонина Трегубова вспоминала, как он однажды нагрянул к ним в Киев из-за границы: «Выяснилось, что Франко приехал с чужим паспортом, что он рвется еще в Одессу, спасать давно умершего деда Ольги, и мой муж написал Ольге, чтобы кто-нибудь из сыновей приехал за отцом, так как ему непременно надо лечиться. Тогда еще никому не приходило в голову, что он смертельно болен».
(Странное поведение Ивана Яковлевича некоторые исследователи объясняют сифилитическим помутнением рассудка, так как вскоре к проявлениям прогрессирующего слабоумия добавился еще и паралич верхних конечностей.)

Результатом этого «идейного» брака, тем не менее, оказалось четверо не очень счастливых детей – трое сыновей и дочь, эмигрировавшая в Канаду. Сын Ивана Яковлевича Андрей умер от приступа эпилепсии еще студентом. Тарас прославился только воспоминаниями об отце. Самым же известным из сыновей Франко оказался Петр – офицер австрийских сечевых стрельцов (по иронии истории, получилось, что во время Первой мировой войны он убивал земляков своей матери, служивших по другую линию фронта – в русской армии). В 20-е годы, как и многие галичане, Петр Франко переехал в Советскую Украину, чтобы заняться тут «украинизацией», по заказу большевиков. Но и его конец был печален – хотя Франко-младший даже избирался депутатом Верховного Совета УССР, он погиб в 1941 году во время советского отступления при невыясненных обстоятельствах.

По словам современного львовского литературоведа Ярослава Грицака, «у кінцевому рахунку і Франко, і Хоружинська схильні були вважати свій шлюб катастрофою – що було росплатою за «шлюб без любові, а з доктрини». Сам же Иван Франко говорил, что с другой женой мог бы «розвитися краще і доконати чогось більшого».

Увы, история современной Украины один к одному повторяет этот дикий брачный эксперимент.
И Галичина, и Украина оказались в составе одного государства не по любви или взаимной симпатии, а «з доктрини» – прежде всего, благодаря Иосифу Сталину – коммунистическому диктатору, парадоксальным образом воплотившему в жизнь националистические идеи Соборной Украины.

***

Традиционная националистическая схема украинской истории изображает Галичину как «украинский Пьемонт» – землю обетованную, где будто бы и зародилась идея украинской независимости. Однако это грубая подтасовка, не имеющая ничего общего с реальностью. Образ Пьемонта появился в сознании немногочисленных украинствующих сектантов Галицкой Руси во второй половине XIX века, когда Галиция принадлежала Австро-Венгрии, а официальная Вена зализывала болезненные раны, нанесенные империей Габсбургов объединением Италии.

Тогда реальный Пьемонт сыграл в итальянском государственном возрождении выдающуюся роль. Это была самая развитая область Италии, обладавшая независимостью еще до начала войны против Австрии, в результате которой правитель Пьемонта Виктор-Эммануил отобрал у имперской Вены Венецию и Ломбардию и короновался в Риме как итальянский король. Да и сегодня Пьемонт – это символ итальянского процветания – тот самый передовой север, который традиционно противопоставляют отсталому югу с его неаполитанскими уличными воришками и сицилийской мафией. Именно в Турине – столице Пьемонта – находится знаменитый концерн «FIAT».

Галичина конца XIX столетия даже отдаленно не могла напоминать Пьемонт.
Промышленности у нее не было вообще, если не считать Львовского пивзавода.
Высшая политическая власть принадлежала австрийцам в далекой Вене.
А местная – польским помещикам, из которых традиционно назначался губернатор Галиции.
Предки же нынешних западных украинцев, еще не подозревавшие, что они – украинцы и называвшие себя «русинами», жили в основном в селах, предоставив города почти полностью полякам и евреям, отчего во Львове существовала польская поговорка: «Улицы – польски, домы – жидовски» (пишу ее кириллицей для понятности).

Отсталое племя галицких русинов никак не могло претендовать на роль объединяющего элемента в «украинском проекте». Для этого у него не было никаких ресурсов – ни интеллектуальных, ни экономических. Да и сам этот проект зародился на так называемой Великой Украине, принадлежавшей тогда Российской империи.

© Олесь Бузина